Необходимость противодействия японской агрессии играла теперь решающую роль в выработке политики Кремля на китайском направлении. В момент нападения Японии 300-тысячные войска Чан Кайши были заняты карательным походом против Красной армии КПК. Были арестованы тысячи коммунистов, в том числе генсек ЦК Сян Чжунфа, которого казнили. Чан Кайши сопротивления японскому вторжению оказать не смог, да и не захотел, считая Японию менее опасным врагом, чем КПК. В этих условиях Сталин и Молотов дали добро на создание в Центральном советском районе (провинции Цзянси и Фуцзянь с населением 3–5 миллионов человек) Китайской Советской Республики. Самопровозглашенная и не признанная даже СССР республика, продолжая бои с гоминьдановцами, объявила войну Японии. Москва же, опасаясь спровоцировать Токио, заявила о нейтралитете в японо-китайской войне, разрешила использовать КВЖД для японских военных перевозок и предлагала Японии заключить договор о ненападении[1049]. В апреле 1932 года Молотов говорил: «Начиная с белогвардейских выродков, господствовавших ранее в России, помещиков и капиталистов, и кончая агентами империалистических держав и китайскими генералами, готовыми любой ценой отстаивать свои генеральско-помещичьи интересы, — все они стремятся сорвать мирные переговоры СССР с Японией»[1050].

Москва втягивалась в дипломатический диалог и с Японией, и с Гоминьданом. Чан Кайши сделал предложение о восстановлении дипломатических отношений, чем озадачил ПБ. Молотов и Каганович сообщали 12 июня: «Восстановление отношений, да еще путем подписания пакта о ненападении, будет ставить своей целью затруднить установление нужных нам отношений с Маньчжоу-Го. Можно быть уверенными, что китайцы прямо включат в пакт о ненападении какие-либо пункты, прямо связывающие нас в нашей маньчжурской политике»[1051]. Реакция Сталина была настороженной: «Предложение нанкинцев о пакте ненападения — сплошное жульничество. Вообще нанкинское правительство состоит сплошь из мелких жуликов. Это не значит, конечно, что мы не должны считаться с этими жуликами или их предложением о пакте ненападения; но иметь в виду, что они мелкие жулики, все же следует»[1052].

Молотов и Каганович 19 июня информируют Сталина, что «среди японцев имеется настроение пойти на пакт с нами, оговорив, во избежание претензий Китая, заключение пакта “ввиду разрешения основных вопросов”». На следующий день генсек ответил: «Если японцы действительно пойдут на пакт, то это, возможно, потому, что они хотят этим расстроить наши переговоры с китайцами о пакте, в который японцы, видимо, серьезно верят. Поэтому нам не следует обрывать переговоры с китайцами, а наоборот, надо их продолжить и затянуть, чтобы попугать японцев перспективой нашего сближения с китайцами и тем самым заставить их поторопиться с подписанием пакта с СССР»[1053]. Отсюда решение ПБ: переговоры с японцами и имитация диалога с Чан Кайши.

Ситуация на Дальнем Востоке настоятельно подталкивала Кремль к поиску союзников или хотя бы «друзей против» Японии. В этой связи взоры все чаще обращались на Соединенные Штаты. 16 июня Молотов запросил согласие Сталина на прием делегации деловых кругов США и получил ответ: «САСШ — дело сложное. Поскольку они пытаются вовлечь нас лаской в войну с Японией, мы их можем послать к матери. Поскольку же нефтяники САСШ согласны дать нам 100 миллионов рублей в кредит, не требуя от нас политических компенсаций, было бы глупо не брать от них денег»[1054]. И уже 28 июня Сталин настраивал Молотова на сближение и с Гоминьданом, и с США: «Мы должны давить на Японию перспективой сближения СССР с Нанкином и Америкой, чтобы заставить их поторопиться с заключением пакта с СССР»[1055].

Однако советско-японский договор оказался неприемлем для японских военных, среди которых преобладали сторонники войны с СССР. В итоге ПБ сделало выбор: 12 декабря 1932 года были восстановлены дипломатические и консульские отношения с Китаем. На следующий день японское правительство в знак крайнего недовольства официальной нотой отклонило предложение Москвы заключить пакт о ненападении. Советско-японские отношения вступили в полосу открытой конфронтации. И одновременно все более тревожные сводки приходили с Запада.

20 июля президент Гинденбург издал чрезвычайный декрет и ввел в Германии военное положение. Это заставило соседей озаботиться обеспечением собственной безопасности. 25 июля договор с Москвой о ненападении подписала Польша, а 29 ноября — Франция. СССР оказался связан договорными обязательствами с двумя злейшими врагами Германии, а также заключил однотипные договоры о взаимном ненападении, неучастии во враждебных комбинациях и о нейтралитете с Хельсинки, Таллином и Ригой. Молотов с удовлетворением подчеркивал: «Мы считаем, что, с точки зрения интересов всеобщего мира, надо занести в актив советской власти такие факты, как подписание и ратификация пактов о ненападении со стороны Польши, Финляндии, Латвии и Эстонии. Пакт о ненападении подписан СССР также с Францией. Дело, однако, остается незавершенным, поскольку этот пакт Францией еще не ратифицирован. Ввиду отказа от подписания соответствующего пакта со стороны Румынии, остается на западе только одно государство, граничащее с СССР, отказывающееся от пакта о ненападении»[1056].

Договоренность с Румынией упиралась в непризнание Москвой аннексии Румынией в 1918 году никогда ей до этого не принадлежавшей Бессарабии. Опасение Германии в Европе несколько спало после прихода к власти правительства фон Шляйхера, выступавшего за сотрудничество с европейскими державами и с СССР. Это позволило Молотову 23 января 1933 года заявить на сессии ЦИКа: «Особое место в наших взаимоотношениях принадлежит Германии»[1057].

Через несколько дней оптимизм в отношении Германии рухнул: президент Гинденбург поручил формирование нового правительства Адольфу Гитлеру. В феврале заполыхало зарево пожара рейхстага — в трехстах метрах от советского полпредства на Унтер ден Линден. Начались истеричная антикоммунистическая кампания, нападения на советские учреждения и граждан. Десятки тысяч коммунистов были арестованы. Все сколько-нибудь видные коммунисты после пыток были казнены, в основном обезглавлены[1058]. 5 марта 1933 года прошли выборы в рейхстаг, на которых НСДАП получила 17,2 миллиона голосов (288 мандатов), СДПГ — 7,1 миллиона (120), КПГ — 4,9 миллиона (82 мандата). Но большинство у нацистов, набравших 44 процента голосов, получилось только в альянсе с немецкими националистами — НСДАП вошла в коалицию с Немецкой национальной народной партией. 15 марта мандаты коммунистов были признаны недействительными, а 24 марта — принят закон о чрезвычайных полномочиях рейхсканцлера. В июле из кабинета вышвырнут и националистов. Программа Гитлера конечной целью предусматривала «создание предпосылок для мирового господства германо-арийской расы».

Первой реакцией европейских стран стал антигерманский порыв. Французский министр иностранных дел Жозеф Поль-Бонкур предложил заключить пакт о взаимопомощи в случае агрессии. Идею поддержал президент Чехословакии Бенеш — от имени Малой Антанты, куда входили также Румыния и Югославия. В Варшаве говорили о необходимости превентивной войны,